Дмитро Калинчук
журналист,
Киев, 8. V. 2012 г.
Помню мою собственную встречу с той войной. Да-да, именно. Мою собственную встречу. Первую.
Было это на Уманщине возле урочища Зелёная Брама, откуда родом мой отец, году так в 1985-м. Мы знали, что в урочище были какие-то тяжёлые бои (какие именно – даже местным жителям тогда никто не говорил). Штыки, гильзы, сапёрные лопатки да ржавые дырявые каски мы - мальчишки находили повсюду. Часто-густо – вместе с черепами и прочими явными останками человеческих организмов. Бывало – c медальонами. Бывало – без. На вопросы к взрослым, а чего это там кости лежат по оврагам да чащам, те кисло отвечали: "А это герои лежат". Пацаны, мол, за родину погибли, а Родина… в общем, помнит. Гордится.
Когда я рассказал историю одному особо-активному члену секты "я помню – я горжусь", оный товарищ сразу же взорвался яростью благородной, мол, а почему же местные жители их сами не похоронили? Да, хоронят. С воинскими почестями. Сразу же после объявления Независимости Украины. С тех самых пор, как для захоронения перестало требоваться обязательное участие военных. А каким было это участие – тут моя вторая встреча с войной вспоминается.
В родном селе моей тёти, на кладбище есть могила солдата. Вот, просто солдата и всё. Армии хоронить его было не досуг (она отступали с боями), похоронили его сами местные жители на сельском кладбище. Документы солдата они берегли всю войну, и когда вернулась "родная власть рабочих и крестьян" – документы сдали в военкомат. И с тех пор померли даже те, кто помнил имя того солдата. Советский Союз успел развалиться, но реакцией по солдату селян не обрадовал. Так и лежит он, забытый коммуняцкой родиной за которую погиб.
Это всё – отношение той страны к мёртвым. А к живым? Тут нужно вспомнить мою третью встречу с той войной. Человек десять одноклассников моего деда рассказывали, что в 44-м их не призвали, а просто забрали в армию, и без обмундирования, без обучения, и даже без оружия бросили в бой. На немецкие пулемёты. Тех, кто после бойни выжил – включали в штаты РККА. Тех, кто погиб – включали в "жертвы фашизма среди мирных жителей". Признаюсь, были времена, когда я крепко сомневался в правдивости таких рассказов. Но про такие случаи мне рассказывали во всех регионах Украины, где бы мне ни доводилось бывать – на Харьковщине, на Запорожье, на Днепропетровщине, на Житомирщине, на Киевщине, на Одесчине… Даже термин придумали для таких безвестно призванных – "черносвиточники". Понятно, навряд ли командование красной армии документировало такие "призывы", в значит – доказать их реальность будет непросто. Только вот из памяти людей их не вытравишь. Не оттого ли теперь украинцы так равнодушны к "георгиевским ленточкам"?
В том числе – от того. Но хватает и других встреч с войной. Например, таких – мать тёщи рассказывала как бойцы армии-освободительницы, в процессе "освобождения" отобрали у них все наличные харчи, аж до молока для грудных детей. Селяне были научены 33-м годом, и потому часть провианта спрятали ещё при немцах. А если бы не спрятали? И ведь не обвинишь мать тщи во вранье – сосед бабули как-то сам рассказал, как будучи красноармейцем, он под чистую выметал провиант у освобожденного населения. "А что делать? От голода кости сводило. Посадили нас командиры на "бабушкин аттестат" - и крутись, как хочешь".
Или так. В Запорожье, на заводе где я трудился мастером, старый бригадир-фронтовик рассказал, как война его спасла от решётки и неминуемой смерти. В 41-м он загремел в НКВД за "побег" из ремесленного училища. В сентябре 41-го их-сидельцев гоняли грузить заводские станки на вагоны, в эвакуацию. Те, кто там их грузил – либо полёг под бомбами, либо был расстрелян операми при отступлении. А вот "бугру" этому повезло – однажды в тюрьму явились военные и забрали всех способных держать оружие. Красная армия как раз форсирование Днепра готовила, да атаку на Хортицу. А дальше – окружение, прорыв, госпиталь. И жизнь.
Поганая жизнь, кстати. Работа на заводе без права увольнения и перевода по собственному желанию – это мне на заводе многие рассказывали. После войны при Сталине никто не отменял ни указа "О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений" от 26.07.1940, ни указа "О порядке обязательного перевода инженеров, техников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий и учреждений в другие" от 19.10.1940. Тех, кто ушёл в армию из села – вернули в колхоз, на 1,85 кг пшеницы за трудодень при норме 448 трудодней в год.
Одноклассник отца как-то вспомнил как у его отца, участника взятия Кёнигсберга и кавалера ордена Славы, в 1952-м отобрали пологорода – под водокачку. Если не поняли – объясняю. На трудодни колхозные можно было только перебиваться. Оттого огород становился в хозяйстве очень серьезным подспорьем. Т е отрезав полгорода, держава нанесла серьезный удар по благополучию семьи орденоносца. Естественно орденоносец пришёл в ярость и наговорил лишнего о партии-правительсте. Результат – казённый дом, откуда вернулся он через три дня очень сильно избитый. Думаете, одноклассник возмущался этим случаем? Отнюдь, он восхищался "гуманизмом" милиции. У них с матерью в тот момент сердце останавливалось от страха, что отца семейства привлекут за антисоветскую агитацию. А это была о-ч-ч-чень крутая статья.
Что ментам ордена сидельца? "День победы" в те времена был чем-то вроде Дня электрика. Отец рассказывал, какие трагедии начались при Брежневе, когда прошли первые победные торжества. Ветераны свои ордена по всему селу собирали – пацаны ими уже по 7-8 раз поменяться успели. Ну не праздновали раньше этот праздник и все тут. Не гордилась тогда держава той победой. А живых ветеранов о ней и вспоминать и самих не тянуло. Потому что, когда начинали вспоминать, то вспоминали такое…
Но дело ведь не в грустных воспоминаниях. Дело – в той картинке, которая возникает в представлении рядового украинца, когда он слышит рассказы о "Великой Победе" не из телевизора, а от людей её переживших. А картинка получается такая, что "Великая Победа", это когда тебя кладут штабелями, забивая твоим организмом ошибки командующих, как в Букрине и Лютеже под Киевом. Это когда мало того что ты в грязи, во вшах, и в холоде – тебе ещё ставят в условия когда ты вынужден грабить мирное население. Это драка за страну, в которой передовая спасает от решётки, в которой "жертва фашизма" – это селянин, брошенный под пулемёт без оружия и обучения "родной" же властью. В которой, выживший "герой войны" вынужден пахать на заводе без права увольнения. А погибший "герой" – обречён лежать в лесу под дождём и снегом, наслаждаясь равнодушием державы, за которую он, в общем-то, погиб.
И вот как-то не складывается с такой картинкой ощущения Великой Победы. Складывается ощущение кошмарной, жуткой мясорубки, в которой человеческие жизни цинично сжигались как поленья в топке. А такие "победы" празднуют не торжествами. Их празднуют скорбью и грустью...
журналист,
Киев, 8. V. 2012 г.
Помню мою собственную встречу с той войной. Да-да, именно. Мою собственную встречу. Первую.
Было это на Уманщине возле урочища Зелёная Брама, откуда родом мой отец, году так в 1985-м. Мы знали, что в урочище были какие-то тяжёлые бои (какие именно – даже местным жителям тогда никто не говорил). Штыки, гильзы, сапёрные лопатки да ржавые дырявые каски мы - мальчишки находили повсюду. Часто-густо – вместе с черепами и прочими явными останками человеческих организмов. Бывало – c медальонами. Бывало – без. На вопросы к взрослым, а чего это там кости лежат по оврагам да чащам, те кисло отвечали: "А это герои лежат". Пацаны, мол, за родину погибли, а Родина… в общем, помнит. Гордится.
Когда я рассказал историю одному особо-активному члену секты "я помню – я горжусь", оный товарищ сразу же взорвался яростью благородной, мол, а почему же местные жители их сами не похоронили? Да, хоронят. С воинскими почестями. Сразу же после объявления Независимости Украины. С тех самых пор, как для захоронения перестало требоваться обязательное участие военных. А каким было это участие – тут моя вторая встреча с войной вспоминается.
В родном селе моей тёти, на кладбище есть могила солдата. Вот, просто солдата и всё. Армии хоронить его было не досуг (она отступали с боями), похоронили его сами местные жители на сельском кладбище. Документы солдата они берегли всю войну, и когда вернулась "родная власть рабочих и крестьян" – документы сдали в военкомат. И с тех пор померли даже те, кто помнил имя того солдата. Советский Союз успел развалиться, но реакцией по солдату селян не обрадовал. Так и лежит он, забытый коммуняцкой родиной за которую погиб.
Это всё – отношение той страны к мёртвым. А к живым? Тут нужно вспомнить мою третью встречу с той войной. Человек десять одноклассников моего деда рассказывали, что в 44-м их не призвали, а просто забрали в армию, и без обмундирования, без обучения, и даже без оружия бросили в бой. На немецкие пулемёты. Тех, кто после бойни выжил – включали в штаты РККА. Тех, кто погиб – включали в "жертвы фашизма среди мирных жителей". Признаюсь, были времена, когда я крепко сомневался в правдивости таких рассказов. Но про такие случаи мне рассказывали во всех регионах Украины, где бы мне ни доводилось бывать – на Харьковщине, на Запорожье, на Днепропетровщине, на Житомирщине, на Киевщине, на Одесчине… Даже термин придумали для таких безвестно призванных – "черносвиточники". Понятно, навряд ли командование красной армии документировало такие "призывы", в значит – доказать их реальность будет непросто. Только вот из памяти людей их не вытравишь. Не оттого ли теперь украинцы так равнодушны к "георгиевским ленточкам"?
В том числе – от того. Но хватает и других встреч с войной. Например, таких – мать тёщи рассказывала как бойцы армии-освободительницы, в процессе "освобождения" отобрали у них все наличные харчи, аж до молока для грудных детей. Селяне были научены 33-м годом, и потому часть провианта спрятали ещё при немцах. А если бы не спрятали? И ведь не обвинишь мать тщи во вранье – сосед бабули как-то сам рассказал, как будучи красноармейцем, он под чистую выметал провиант у освобожденного населения. "А что делать? От голода кости сводило. Посадили нас командиры на "бабушкин аттестат" - и крутись, как хочешь".
Или так. В Запорожье, на заводе где я трудился мастером, старый бригадир-фронтовик рассказал, как война его спасла от решётки и неминуемой смерти. В 41-м он загремел в НКВД за "побег" из ремесленного училища. В сентябре 41-го их-сидельцев гоняли грузить заводские станки на вагоны, в эвакуацию. Те, кто там их грузил – либо полёг под бомбами, либо был расстрелян операми при отступлении. А вот "бугру" этому повезло – однажды в тюрьму явились военные и забрали всех способных держать оружие. Красная армия как раз форсирование Днепра готовила, да атаку на Хортицу. А дальше – окружение, прорыв, госпиталь. И жизнь.
Поганая жизнь, кстати. Работа на заводе без права увольнения и перевода по собственному желанию – это мне на заводе многие рассказывали. После войны при Сталине никто не отменял ни указа "О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений" от 26.07.1940, ни указа "О порядке обязательного перевода инженеров, техников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий и учреждений в другие" от 19.10.1940. Тех, кто ушёл в армию из села – вернули в колхоз, на 1,85 кг пшеницы за трудодень при норме 448 трудодней в год.
Одноклассник отца как-то вспомнил как у его отца, участника взятия Кёнигсберга и кавалера ордена Славы, в 1952-м отобрали пологорода – под водокачку. Если не поняли – объясняю. На трудодни колхозные можно было только перебиваться. Оттого огород становился в хозяйстве очень серьезным подспорьем. Т е отрезав полгорода, держава нанесла серьезный удар по благополучию семьи орденоносца. Естественно орденоносец пришёл в ярость и наговорил лишнего о партии-правительсте. Результат – казённый дом, откуда вернулся он через три дня очень сильно избитый. Думаете, одноклассник возмущался этим случаем? Отнюдь, он восхищался "гуманизмом" милиции. У них с матерью в тот момент сердце останавливалось от страха, что отца семейства привлекут за антисоветскую агитацию. А это была о-ч-ч-чень крутая статья.
Что ментам ордена сидельца? "День победы" в те времена был чем-то вроде Дня электрика. Отец рассказывал, какие трагедии начались при Брежневе, когда прошли первые победные торжества. Ветераны свои ордена по всему селу собирали – пацаны ими уже по 7-8 раз поменяться успели. Ну не праздновали раньше этот праздник и все тут. Не гордилась тогда держава той победой. А живых ветеранов о ней и вспоминать и самих не тянуло. Потому что, когда начинали вспоминать, то вспоминали такое…
Но дело ведь не в грустных воспоминаниях. Дело – в той картинке, которая возникает в представлении рядового украинца, когда он слышит рассказы о "Великой Победе" не из телевизора, а от людей её переживших. А картинка получается такая, что "Великая Победа", это когда тебя кладут штабелями, забивая твоим организмом ошибки командующих, как в Букрине и Лютеже под Киевом. Это когда мало того что ты в грязи, во вшах, и в холоде – тебе ещё ставят в условия когда ты вынужден грабить мирное население. Это драка за страну, в которой передовая спасает от решётки, в которой "жертва фашизма" – это селянин, брошенный под пулемёт без оружия и обучения "родной" же властью. В которой, выживший "герой войны" вынужден пахать на заводе без права увольнения. А погибший "герой" – обречён лежать в лесу под дождём и снегом, наслаждаясь равнодушием державы, за которую он, в общем-то, погиб.
И вот как-то не складывается с такой картинкой ощущения Великой Победы. Складывается ощущение кошмарной, жуткой мясорубки, в которой человеческие жизни цинично сжигались как поленья в топке. А такие "победы" празднуют не торжествами. Их празднуют скорбью и грустью...