Вениамин Новик, 1946 - 2010 гг.
21 сентября скончался игумен Вениамин (Новик), один из немногих православных иерархов, твёрдо стоявших на позициях христианского пацифизма.
Философ, культуролог Григорий Померанц и поэт Зинаида Миркина: Смерть Вениамина (Новика) потрясла меня. Во время последнего большого разговора в Покровском на конференции, которую мы решили оставить и провести несколько часов в номере втроем с Зинаидой Александровной, я спросил, сколько ему лет. Оказалось, что 60. Я думал, лет ему 45-48. Казалось, что жить ему еще лет 30-40, по крайней мере, как я прожил до 90. Движения быстрые, талия гибкая, подрясник сидел как влитой. Видимо, что-то точило его изнутри.
Мне жаль его учеников, которые, говорят, любили своего инспектора в Ленинградской духовной академии. Жаль, что этот пост ему пришлось оставить и свести занятия к литературной деятельности.
Я с восхищением прочел его статью о Георгии Федотове и отметил для себя несколько новых черт замечательного мыслителя. Хотя и раньше читал Федотова и писал о нем.
Отец Вениамин поражал широтой и глубиной своих знаний. Как-то мне потребовалось что-либо узнать об одном из отцов V века. Я наудачу открыл Новика и сразу получил всю информацию.
В то же время он был открыт всем движениям современности, трезво их оценивал и находил для событий сдержанное и точное слово.
Зинаида Миркина: Дело в том, что он нам написал письмо, прочитав мою статью о Мене. В этом письме, точную цитату я не помню, он совершенно соглашался со мной, если говорить о внутреннем чувстве, о том, как человек себя ощущает в духовном пространстве. Но если думать об общественной работе, если думать об обществе, то приходится идти на какие-то компромиссы — это неизбежно. Это смысл этого письма.
- А о чем шла речь в Вашей статье о Мене?
- Я писала о нем много очень хорошего, но говорила, что я не хочу после смерти сглаживать все. У нас был некий спор, к которому мы не возвращались. У нас был такой спор о Церкви: при первом знакомстве я сказала, что я была счастлива познакомиться с таким священником, живя до сих пор вне Церкви, хотя абсолютно внутри веры, внутри Христова всего. Но мне кажется, что историческая Церковь очень много испортила, очень много сделала неправильно. "Что Вы, Зиночка, - сказал Мень. – Вы просто не знаете Церкви! Церковь сохранила предание!" Я сказала: "Буду счастлива, если Вы окажетесь правы".
Больше на протяжении долгих лет нашей дружбы мы никогда не возвращались к этому разговору. А после его смерти я прочла его интервью в "Комсомольской правде" напечатанное посмертно, где он говорил о том, что "нынешний клерикализм смыкается с фашизмом".
То есть в статье было и о моем чувстве, что я не могу быть внутри организованной Церкви - о наших с Менем расхождениях. На что Новик сказал: "Вы совершенно правы в духовном отношении, но если думать о том, что надо быть в обществе, надо как-то влиять, то нужен какой-то компромисс".
Беседовал Владимир Ойвин,
"Портал-Credo.Ru"
Священник Владимир Зелинский. ЧАСТИЧКА СВЕТА.
Умер игумен Вениамин Новик, и к сожалению, те, кто соприкасался или дружил с ним, как оказалось, знали его мало и ничего не могли вспомнить, что было бы достойно его поминания. Автор этой поминальной заметки - не исключение, ибо встречались мы с о.Вениамином на разных конференциях в разных городах (но ни разу в Петербурге), изредка переписывались, и впечатление, которое от него оставалось, укладывалось в слова: скромность, непоказная аскетичность, доброжелательность, порядочность, легкая ироничность, в том числе и к себе самому.
Каждое из этих свойств способно расти в ширину и в глубину. Так, порядочность при качественном ее возрастании может дорасти и до дон-кихотства: и не таковым ли было обращение к "правам человека", попытка соединить христианство с демократией, и даже с либерализмом в то время, когда эти слова в России стали не то что нецерковными, но в православной среде, можно сказать, ругательными? Сам о.Вениамин прекрасно осознавал свою маргинальность, не ту неустанно возвещающую о себе и на своей особости делающую карьеру, а какую-то, я бы сказал, "обочинность", неодолимую и неизменную невостребованность, ненужность ни одной из систем, свою обреченность быть в стороне не только от столбовых, но даже и от тесных диссидентских, но тоже хорошо протоптанных путей. Христианство, которое он исповедовал, для него было прежде всего откровением о человеке и социальным следствием этого откровения должно было быть обретение человеком его независимого места в обществе и государстве, желающем сделать каждого своего подданного неотъемлемой своей частицей, немного думающей и чувствующей, но много трудящейся и не имеющей от него, государства, никакой защиты. Отсюда – его упорство в "защите прав", богословская опора которой – "самостоянье человека" перед лицом тоталитарных, авторитарных или благодатно патерналистских общественных систем. Главный его тезис - сострадание к людям - ставит вопрос об их правах. Но такого вопроса, по сути, еще не было (да и мог ли он быть?) в православной традиции, сложившейся тогда, когда верховным защитником прав считался лишь царь на земле и, как верилось, и на небе.
Его книга "Православие, христианство, демократия" (Алетейя, 1999), оставшаяся единственной, была попыткой и, на мой взгляд, довольно убедительной, примирения первого имени в этом названии с третьим на территории "христианства", при том, что автор прекрасно сознавал, что в России между ними - пропасть, и не только психологическая. Оттого и осталась эта книга единственной, несмотря на множество его статей на эту тему, что автор хорошо осознавал невозможность близкой победы его "безнадежного дела", и это сознание должно было мучить его.
"С тех пор мои политические взгляды изменились в сторону необходимости просвещенного авторитаризма. Но никто не знает, как его устроить", - писал он мне в мае 2009 года. Было ли это признанием поражения и усталости? Или мудрости, пришедшей в последние годы? Как бы там ни было, приведу несколько слов из его книги:
"Таким образом, и на общественном уровне (если не понимать христианство только как религию личного спасения, а Церковь только как монастырь, что было бы экклезиологическим монофизитством) возникает соответствующая антиномия: необходимости (Истины) и - свободы (человека), не дающей никаких гарантий. Вопрос об умозрительном определении соотношения общественно-церковных реальностей, соответствующих крайним терминам этой антиномии, не так уж сложен. Другое дело - практика, часто заходящая в тупик. Ведь теории, часто намеренно, не учитывают многих факторов. Мистически же эта антиномия разрешается во Христе: "Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин. 8, 31–32)".
Узнав о кончине о.Вениамина и посмотрев сообщения о нем в Интернете, я нашел там одну из последних его фотографий. Она поразила меня, это было совсем иное лицо, чем то, которое сохранилось в моей памяти; оно вобрало в себя то, что он хотел примирить в теории в течение жизни: интеллигент-праведник и православный подвижник соединились в одно. Лица говорят всегда больше текстов. Взгляд его явно был тронут страданием, но страданием преодоленным или просветленным. Умер христианин, но от него осталась частичка света, и в ней Христос.
Священник Владимир Зелинский,
для "Портала-Credo.Ru"
Высказывания о. Вениамина
Если РПЦ в союзе со светской властью начнет наступление на инославных христиан, то это будет иметь роковые последствия, прежде всего, для нее самой. Либерально-демократический режим мне представляется идеально соответствующим духу христианства. Но дело в том, что свобода - это обоюдоострая вещь. Напомню, что либерализм (права человека) есть форма защиты личности от демократии, то есть власти большинства. Либерализм бывает левый - за геев, эвтаназию и т.п. и правый, то есть библейский: свобода в истине. Но в целом термин "либерализм" настолько скомпроментирован, что его уже не хочется употреблять. Существует такая иррациональная вещь как национальный менталитет. Англо-саксы ценят свободу и самоуправление, русским ближе патернализм (монархизм) и слепое послушание начальству - так считал ещё К.П.Победоносцев. Сложное сочетание христианской идеи и национального менталитета порождает политический режим в стране.
Оптимальный режим тот, при котором меньше жертв, которые неизбежны при любом политическом режиме. Мудрый правитель пытается минимизировать это число жертв. При "закручивании гаек" (притеснение религиозных меньшинств) проблемы неизбежно возникнут и у РПЦ, т.к. свобода неделима. Нельзя безнаказанно душить чью-то свободу. Если РПЦ возьмёт на себя полицейские функции, то у неё начнётся бюрократическое разложение изнутри. В наше время нельзя так же бороться с ересями и сектами, как и тысячу лет назад. Главные враги Церкви - атеисты (им адресована первая анафема), но с ними РПЦ почему-то фактически не борется.
То, что отношение к инославным христианам во властных структурах, кругах МП РПЦ и самом обществе РФ становится всё более негативным, это побочный эффект общего нагнетания антизападных настроений. Неправедной неуверенной в себе несостоятельной политической власти непременно нужен враг, которым она стращает народ, чтобы показать народу
свою нужность в борьбе с ним. Привыкшая к сервилизму церковная власть идет на поводу у политической власти. В этом случае борьба прикрывается ревностью по ортодоксии.
Основная причина растущей ксенофобии в обществе, выливающейся иногда в дикие случаи насилия на почве расизма в том, что неправедной политической власти нужно вместо настоящего решения проблем, найти "крайнего", "врага народа", "сектанта", "инородца" и т.п., на которого всё можно популистски свалить и списать, объявить его виноватым во всех неудачах. Эта провокация стара как мир.
Ситуацию можно охарактеризовать как провал, бурно начавшейся после краха СССР, а затем забуксовавшей евангелизации страны. Причина в том, что по старой русской привычке положились на "авось", решили, что "и так всё ясно", что "всё само пройдёт". Т.е. не было серьёзной теоретической работы и осмысления. А на одних эмоциях далеко не уедешь.
К сожалению, РПЦ не обладает преобладающим моральным авторитетом в российском обществе, т.к. РПЦ в духе византийской "симфонии" (иногда вынужденно) сильно себя скомпрометировала беспринципным сервилизмом перед высшей политической властью. Мы не слышали голоса Церкви во время Норд-Оста или Беслана. Кобзон стал героем Норд-Оста, а не какой-либо священник.
Бывает момент истины, когда нужно вставать в полный рост, идти на риск ради истины.
На вопрос о том, следует ли христианам других конфессий разрешить свободную проповедь в России, я отвечаю - а разве она уже не разрешена конституционными нормами? Смотрите Конституцию РФ, Ст. 28. Так что этот вопрос уже решен положительно. Другое дело, что у нас не соблюдается Конституция. Сегодня имеется полная свобода пропаганды всяческой безнравственности. Почему бы не дать свободу проповеди всем традиционным религиям?
Говорят, будто в моих статьях, проскальзывают идеи Народно-трудового союза (НТС), которые в советское время рассматривались, как шпионско-террористические", но хотя я, кажется, на самом деле нигде не упоминал НТС, мне действительно близок дух этой организации, как и вообще правого либерализма, как мне, например, близок либеральный патриот П.Б.Струве. Я решил публиковаться в "Посеве" (журнал НТС) потому, что там присутствует дух христианства, правды и истины. А советским идеологически штампам я никогда не верил. Следует, согласно апостолу Иоанну, различать духов. В "Посеве" есть дух христианства и нет холопского сервилизма. Очень жаль, что этот журнал мало популярен. Это свидетельствует о духовной слепоте многих наших современников.
Поскольку государство несовершенно, а власть не безгрешна, то начинать нужно с двух концов сразу. Поймите, что права человека - это определенная философия и даже целое мировоззрение, принимающее человека всерьез, уважающее его автономию, и путем создания специальных организаций и даже юридических механизмов (законов) пытающееся его защитить. Эта философия не только осмысливает данности, но и определяет путь развития права. Ну, как Вы будете защищать человека, которого пытают током при проведении следствия?"
Миротворчество — это не благое пожелание, но религиозный долг каждого христианина, говорил о. Вениамин, - "Ответственность христианина побуждает его к постоянной активности, к жизни в постоянном служении миру. Необходимо наше деятельное участие в миротворчестве. Мир продолжают раздирать конфликты, даже в Святой Земле. Но тихие слова Христа: "Мир оставляю вам" (Ин.14,270 продолжают звучать тревожа наши сердца каким-то еще неведомым обетованием счастья". Особенно важна миротворческая роль Церкви в эпоху оружия массового уничтожения. Во время русско-грузинской войны человечество вновь ощутило могильное дыхание Третьей мировой. Нарастает конфронтация в Европе из — за развертывания там американского противоракетного щита. И не менее опасного ответного шага России в виде угрозы разместить свои ракетные комплексы "Искандер" в Калининградской области, откуда они смогут достигать территории нескольких европейских государств. "Разве судорожное "равновесие страха" (ядерное сдерживание) -это тот мир к которому призывает Господь?", — задает вопрос игумен Вениамин Извращение учения Христа заповедовавшего любить даже врагов в России дошло до такой степени, что у нас уже святые назначаются покровителями ядерных сил и проводятся молебны в храме Христа Спасителя во славу русской атомной бомбы!
Игумен Вениамин выделил несколько уровней миротворчества, которое он понимает шире, не просто как состояние отсутствия войны, но как гармонию между людьми, и шире — с природой, животными, растениями, окружающим космосом. Православный богослов напомнил слова подвижника Исаака Сирина о том, что любовь Христова всеобъемлюща, подразумевает заботу об окружающем мире, поддержку Церковью движений в зашиты животных. "И спрошен был, что такое сердце милующее, и сказал: возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных и всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека исторгают слезы", — напомнил игумен слова Исаака Сирина. Россия, к примеру, одна из немногих страх занимающаяся забоем детенышей тюленей — бельков. Мы ввозим в страну ядерные отходы, которые способны превратить нашу родину в радиоактивный могильник. В то же время, экологическое, антиядерное движение, с подачи российских властей нередко изображаются чуть ли не как "рука ЦРУ" и западных спецслужб, как некая пятая колонна врагов России, активисты "зеленых" подвергаются давлению. Сотрудничество с экологическими движениями должно стать важнейшим направлением деятельности Церкви.
